Завьялов Владимир Семенович

ГЛАВА 2

1959 год оказался очень
насыщен событиями, и мне не удалось в рамках главы 1  довести рассказ до 1961 года, как я
собирался. 16.01.1959 года в моей трудовой книжке появились две записи: №3.
Уволен с переводом в
ОКБ-2 Госкомитета по оборонной технике. Приказ ГКОТ №11 от 16.01.59 года и №4.
Принят на должность ст. инженера отд. 15. От того же числа и тем же приказом.
Но перед этим стоит запись, что 25.08 58. Переведен на должность ст. инженера
31 отдела ОКБ-3. Надо сказать, что еще в конце 1956 года нач. отдела Беляков
В.П. сделал мне официальное предложение перейти на работу на стенд №6
начальником стенда с окладом 1600 р. Стенд №6 тогда последним из стендов
испытательной станции, который  вводился в строй. Это
был самый крупный стенд в ОКБ, его станок позволял испытывать двигатели с тягой
свыше 20 тонн. Это был единственный стационарный стенд в отделе, где испытания
двигателя проводились в горизонтальном положении, что предъявляло повышенные
требования к обеспечению надежного запуска двигателя. Все другие начальники
стенда получали 1400-1500 р., но никто из них не имел высшего образования. К
этому времени у меня было достаточно испытаний, которые подвергались
критическому разбору на оперативных совещаниях у Белякова. При проведении
испытания я был должен обеспечить надежный запуск с тем или иным опережением
одного из компонентов, работу на режиме при заданных значениях давления в КС и
соотношении компонентов. Я не буду описывать всю технику подготовки к
испытанию, но это была довольно сложная работа, требующая и определенных
технических знаний и точности в проведении расчетов. Кроме того, нужно было
обеспечить максимальное получение информации при проведении каждого испытания.
У меня было достаточно ошибок, которые приводили к отклонению работы
испытываемого изделия от заданных значений, потери информации, а иногда и к
взрывам, приводившим к полному уничтожению материальной части. Беляков
предлагал мне временно поработать под руководством опытного ведущего
П.Д.Петрищева и поднабраться опыта. Я отказался от этого предложения, хотя моя
зарплата увеличивалась при этом на 25%. К этому времени я уже вкусил
преимущества самостоятельной работы ведущего инженера. И не мог себе
представить работу под постоянным контролем кого-нибудь. Беляков не очень
настаивал. Я был направлен на работу С.Д.Гришиным, который был непосредственным
начальником Белякова, как зам. Главного конструктора по испытаниям и для
которого я проводил испытания по аномальному горению порохов. Но перевод мой в
ст. инженеры задержался до августа 1958 года. К этому времени меня обогнали по
зарплате некоторые из начинавших работать в ОКБ вместе со мной.

 Так или иначе, к январю 1959 года я был уже
опытным инженером испытателем, не делал старых ошибок /еще Беляков отмечал, что
у меня нет старых ошибок - они все новые/ и пользовался определенным
авторитетов в отделе и КБ. В ОКБ-3 сложилось правило, что если у испытателей
возникали какие-либо вопросы к конструкторам, то их вызывали на стенд. Может это было от того, что ведущие были в должности начальников групп или секторов. Я
ограничивался тем, что приглашал конструкторов ко времени, когда намечалось
испытание. В промежутках между испытаниями, выдав задание стендовой бригаде, я
предпочитал сам ходить по отделам ОКБ. Интересовало, как и почему
разрабатывается то, или иное изделие. При испытаниях неохлаждаемой камеры
С3.25М меня интересовал выбор расположения форсунок и результаты их холодных
проливок. Это мне нужно было для того, чтобы расположить камеру на стенде таким
образом, чтобы наиболее опасное место я видел из пультовой во время испытания и
смог бы своевременно нажать кнопку «останов». Проливки форсунок проводила Сточек
Нина Павловна. Эта очень знающая и интеллигентная женщина /она знала несколько
иностранных языков/, и продолжала работать в свои 80 с лишним лет в 2005 году,
когда мы встретились на похоронах Митяева. Проливки камер по гидравлическому
тракту проводил Монастырский Николай Николаевич. Хотя результаты проливок
указывались в документах на изделие, меня интересовала идентичность замеров,
для подсчета перепада давления на всем тракте от стендовых баков /где я задавал
давление/ до давления в КС /Рк КС/. Рядом находилась пневмо-вакуумная
лаборатория, где руководителем был Яблоник Виктор Матвеевич. Там тоже
приходилась бывать. Яблоник проводил холодную отработку агрегатов, в том числе
в единственной в ОКБ-3 термобарокамере. Эти агрегаты потом проверялись у меня
на компонентах и на огне.

 В ОКБ-3
находилась центральная химическая лаборатория всего института. Она сопровождала
междуведомственные испытания топлив, которые проводились у меня на стенде.
Возглавлял лабораторию д.х.н. Голованов Николай Васильевич. В лаборатории было
две группы: горючих и окислителей. Группой горючих руководила жена Н.В. к.х.н.
Маргарита Васильевна, группой окислителей В.С.Харыбина.  Мне приходилось проводить испытания различных
пар компонентов. Из горючих это были различные сорта керосина и горючих,
созданных на его основе /типа ТМ-130 и ТМ-185/. Самовоспламеняющиеся  горючие, как ксилидин, ТГ-02, НДМГ, из
экзотических помню только ВГ-31. Окислители все были на основе азотной кислоты.
Кислородных двигателей у нас не было, а АТ вошло в моду уже в период ОКБ-2.
Окислителей на основе азотной кислоты было много. Это зависело от
температурного диапазона в котором применялись изделия и материалов баков.
Менялся % АТ и добавки различных кислот. /АК-27и, АК-20ф и т.д./ У нас в отделе
на пороховом стенде, который находился отдельно от других стендов, работал
Перфильев Василий Никитович. Он изобрел Меланж-50 /50% азотной и 50% серной
кислоты/. Эта смесь, в качестве пускового окислителя, обеспечивала «пушечный»
/100% номинального расхода/ запуск двигателей. У немцев был всегда ступенчатый
запуск с пусковым окислителем М-10. После слияния ОКБ-2 с
ОКБ-3 лаборатория Голованова в полном составе 
перешла к Королеву в ОКБ-1. Вторая химическая лаборатория была только
для анализа проб топлив из стендовых баков перед испытаниями. Ее возглавлял
Кандалинцев Виктор Николаевич. Заместитель Степанов Виктор Ильич. Эта
лаборатория осталась в составе ОКБ-2, т.к. и ранее обслуживала его
испытательную станцию. Степанов был сосед по даче /через Васютина/.

Из Москвы по утрам
в Подлипки тогда ездило много народа. Занимали 1-2 купе для постоянных
попутчиков. Меня удивляло, как ухитрялись сыграть пульку в преферанс за 35
минут пути. На обдумывание хода уходили доли секуды. Быстро открывали карты и
говорили: своя игра или кто-нибудь без взяток. Стоимость вистов была такая, что
часто играли «мизер». Заводила был Яблоник. При игре в шахматы, а он был
кандидатом в мастера, игра шла наполовину вслепую. Компания была
«интернациональная», были представители всех трех ОКБ и каких-то отделов НИИ.
Постоянным игроком был и Андреев Павел Павлович, нач. испытательной станции
ОКБ-2.

 В 59 году после перехода в ОКБ-2 для нашего
отдела мало что поменялось. Весь состав остался старый со своим начальником
Беляковым. Гришин стал замом Исаева по изделиям, перешедшим из ОКБ-3 и
находящихся в разработке по директивным документам. Зам. Исаева по испытаниям
был Новохатний Григорий Иванович, очень симпатичный во всех отношениях человек,
но на порядок уступающий Белякову в технической грамотности. У Исаева главным
во всем был конструктор. Испытатель был второстепенной фигурой, работающий
строго по указаниям конструктора, конечно, за исключением чисто стендовых дел.
Причины объединения двух ОКБ были в следующем. Они во многом дублировали друг
друга по тематике. У них было одно задание, на конкурсной основе, на разработку
двигателя для управляемой зенитной ракеты КБ П.Д.Грушина, за которым тянулись
задачи радиотехнических фирм, находившихся ранее под эгидой Л.П.Берия и
создание системы ПВО страны. Сравнительные испытания двигателей двух ОКБ
показали, что обе фирмы выполнили задания ТЗ. У Севрука была даже более
перспективная  двухкомпонентная схема
двигателя С3.20. Правда, система регулирования тяги и поддержания соотношения
компонентов двигателя С2.711 была лучше у Исаева. Удельная тяга была несколько
лучше у Исаева, на головке КС у него стояли 2-х компонентные форсунки.
Применение 3-его компонента изопропилнитрата в двигателе С2.711 для питания ГГ
требовало дополнительных баков на ракете. Грушин однозначно выбрал двигатель
Исаева. Здесь основную роль сыграл такой фактор. Севрук считал ТЗ на разработку
двигателя основным документом, определяющим весь ход отработки, и всячески
противился всем его изменениям. Исаев считал волю заказчика законом и принимал
все изменения ТЗ. Исаев имел уже большой опыт серийного производства своих
двигателей на различных заводах.

Характер и
внешний облик у них были почти противоположными. Севрук всегда хорошо одевался.
Хорошие без малейшей складки костюмы, модельная обувь, белоснежная
накрахмаленная рубашка и галстук под тон костюму. Я не знаю, кто кому подражал,
Севрук Глушко или Глушко Севруку, за долгие годы их совместной работы. В
кабинете у Севрука всегда был порядок на столе, ни одной лишней бумажки,
стерильная чистота в кабинете, обязательные бутылки «Баржоми». На работу и с
работы в машине он ездил всегда один. После фактической ликвидации ОКБ-3 Севрук
вернулся в Химки, где его Глушко взял на старую должность зам. Главного
конструктора. Квартира у Севрука была в Химках. Однажды в 1959 году в один из
выходных дней к Севруку в Химки приехал В.Я.Малышев, который в числе трех
конструкторских отделов в полном составе влился в ОКБ-2. /Еще один двигательный
отдел был Р.А.Скорнякова и агрегатный отдел В.С.Климова/  Малышев недавно получил «Волгу» и в разговоре
упомянул, что нужно проходить ТО. Севрук настоял, что он сам сделает ТО. В
гараже у Севрука было несколько комбинезонов, рабочая обувь, перчатки и
всевозможные инструменты и приспособления. Севрук провозился продолжительное
время, пока все не проверил и не отрегулировал. Видимо от этого он получал удовлетворение, а машина Малышева после этого ТО ходила намного лучше. В июне 1962 года
Севрук был назначен директором и Гл. конст. п/я 3739 / ОКБ ГКАЭ/ на основе
бывшего института двигателей АН, с задачей разработки ядерных установок и
двигателей. ОКБ имело филиал в Калининграде, будущее КБ «Факел».  Исаев на работу часто приходил в клетчатой
рубашке с расстегнутым воротом. и, сколько я его помню, он ходил в ботинках на
микропористой резиновой
подошве. Из головных уборов он признавал только кепку и первый годы ходил в
коричневой кожаной
куртке. Примерно в такой куртке его 1-й зам В.Н.Богомолов ходил еще много лет.
В машине у Исаева от проспекта Мира /на доме висит мемориальная доска/ до работы
все места были заняты. Когда он получил «ЗИМ», то и два откидных места были
заняты. Среди постоянных пассажиров /«экипаж», как он называл /, были простые
инженеры, давно работающие с ним. Всю дорогу шел обмен мнениями, большей частью
не по служебным вопросам. Про Исаева написано несколько книг и несколько
десятков статей и очерков. Много о нем написано и в книге Б.Е.Чертока «Ракеты и Люди». Я нашел в интернете дополнительные
материалы о работе и личной жизни Исаева. Впоследствии я буду рассказывать только
о своих личных впечатлениях.

 Первая работа, которую мне пришлось проводить
после перехода в ОКБ-2, была отработка двигателя ТДУ корабля «Восток».
Несколько слов о предистории создания ТДУ. Я не знаю, кому поручал Королев
проектировать и создавать первые ДУ первых спутников. Это могла быть
организация его «друга» Глушко или свои подразделения под руководством Князева
или Мельникова, рассматривался и вариант твердотопливной ДУ.  Еще с 56 года он говорил о необходимости
создания спутника с активной системой ориентации. 15.05.58 года был запущен 3-й
искусственный спутник массой 1327кг., а создание ДУ космического аппарата не
просматривалось в ближайшее время. В мае 1958 года Королев пригласил к себе Исаева и
предложил ему создать ТДУ, базируясь на ранее сделанных разработках. В тот же
день позднее состоялась рабочая встреча. Исаев прихватил своих разработчиков с
материалами и пошел конкретный разговор по пунктам ТЗ. Наиболее сложный вопрос
был по массе ТДУ /сухой и заправленной/. У Королева было серьезное ограничение
по весам. Королев со свойственным ему артистизмом решил вопрос по сухому весу
ТДУ, приравняв его к живому весу Исаева /105кг./. Но были и другие проблемы.
Дефицит весов исключал возможность дублирования двигателя и его агрегатов, а
требовалась его исключительная надежность. Двигатель должен был запускаться в
космосе, а никто не знал, как обеспечить надежный запуск в вакууме. Для запуска
важной проблемой было исключение возможности попадания газового пузыря из
топливных баков, где топливо находилось в состоянии невесомости. И самое
главное это были сроки. На всю отработку ТДУ давалось менее года. Чтобы
уложиться в заданные веса, Исаеву пришлось отказаться от надежной
вытеснительной системы подачи и перейти на работу  с ТНА, где для уменьшения веса ТНА пришлось
применить турбину со 100 000 об/мин., которых до сих пор не было в ЖРД. ТДУ
была одноразового применения. В качестве агрегатов, обеспечивающих запуск и
останов двигателя, применялись пироклапана, 
имеющие минимальную массу. Основной объем отработки пришелся на
испытания двигателя на 3-м стенде, где я был ведущим. Для экономии материальной
части, а соответственно и сроков, двигатель на стенде испытывался несколько
раз. Для этого с двигателя, висящего на стенде, срезались  ножовкой пироклапана, полости двигателя
промывались от вредных компонентов, сушились 
продувкой горячим воздухом, и вновь проводилась приварка пироклапанов
непосредственно на стенде. Все это делалось с грубейшими нарушениями техники
безопасности и часто в сверхурочное время.

 Разработку
ТДУ в двигательном отделе А.А.Толстова вела группа В.С.Варенникова.  Варенников и Ф.П.Чирков /непосредственно
отвечающий за проведение испытаний от КБ /присутствовали на всех испытаниях. По результатам испытаний оперативно принимали решения
по доработке материальной части и продолжению испытаний. Изготовление
материальной части в производстве от группы Варенникова вела В.П.Анисимова.
Повторное использование материальной части двигателя, способствовало набору
статистики для подтверждения надежности. Проводились испытания по определению
надежности запуска в вакууме, для чего мы вакуумировали полости двигателя перед
запуском. Инженер группы измерений в нашем отделе И.С.Зобов придумал
устройство, обеспечивающее сохранность вакуумного датчика при запуске и обеспечение показаний
разряжения с высокой точностью. Но мы, конечно, не могли создать вакуум, как в
космосе. Исаев принял решение ставить в полете заглушку в сопло, а КС перед
запуском надувать воздухом. Испытания двигателя на стенде, а не в ДУ, позволяло
увеличить время работы двигателя в несколько раз по сравнению с работой в ДУ,
где время работы ограничено запасом топлива в баках. Запуск ТДУ в невесомости
обеспечили эластичные пластмассовые мешки в топливных баках, которые исключали
возможность попадания газового пузыря в двигатель. Работники отдела
неметаллических материалов Херсонская и Бонди провели большую работу по выбору
материала, подтверждения его стойкости, раскройке и сварке мешков. На
двигательном стенде, где ведущим был А.Д.Тавзарашвили, отработали заправку ТДУ
и провели чистовые  испытаний ТДУ в
сборе. Эти работы от КБ курировал молодой инженер из группы Варенникова – Романов Владилен Сергеевич, который и сейчас работает в том же отделе, но в должности начальника отдела. Когда отработка ТДУ подходила к концу, на
испытания двигателя на повышенный ресурс приехал Королев. Ему предложили встать
за мой пульт и провести «останов» в любое время за заданным ресурсом. Он
отказался и сказал, чтобы это делал ведущий испытание и в соответствии с программой.
Испытание прошло успешно, и он остался доволен результатами отработки. Уже
15.05.60 года, меньше через год с момента получения ТЗ, было проведено 1-е ЛКИ,
а 12.04.61 года с 6-й летной ТДУ полет совершил Ю.А.Гагарин. Ведущим
конструктором ТДУ /и при пусках на полигоне/ был Н.Г.Скоробогатов.  После полета Гагарина была награждена большая
группа работников ОКБ-2. В первоначальном варианте мне был намечен орден
«Трудового Красного Знамени», а Тавзарашвили «Знак Почета», что соответствовало
вкладу в отработку. Но на каком-то этапе /говорили, что за пределами ОКБ/ нас
поменяли местами. У Тавзарашвили за плечами были 4-е года войны и боевые
ордена. Я этого, конечно, тогда ничего не знал. Это мне позднее рассказал
В.П.Беляков.

  После
объединения ОКБ-2 и ОКБ-3, у которых обозначение двигателей было С2 и С3, Исаев
объединил и название двигателей. В 1959 году появились индексы от С5.1 до С5.6.
Только по этим двигателям можно судить о многообразии задач, решаемых Исаевым.
С5.1 и С5.2 это продолжение работ, начатых в ОКБ-3 по ТЗ Главного Конструктора
А.В.Потопалова. Исаев пересогласовал эти ТЗ в сторону улучшения характеристик
двигателей. С5.1 предназначался для зенитной управляемой ракеты со спецзарядом.
С5.2, разрабатывалась по ТТТ РВСН, как ракета средней дальности, как с обычным
зарядом, так и специальным. Обе эти ракеты, после небольших модернизаций
двигателя, были приняты на вооружение и эксплуатировались долгие годы.
Двигатель С5.2 серийно изготавливался на Воткинском заводе, практически до того
времени, когда он был передан под тематику А.Д.Надирадзе для изготовления
твердотопливных двигателей. С5.3 двигатель, разрабатываемый по ТЗ В.П.Макеева
для его первой ракеты, стартующей из подводного положения. С5.4 это как раз и
есть ТДУ, о которой я говорил выше. В дальнейшем корабль «Восток» был переделан
в первый космический разведчик. Он был принят на вооружение  под маркой «Зенит» и долгие годы серийно
эксплуатировался в интересах ГРУ МО для фотографирования интересующих объектов
и районов дислокации. ДУ «Зенита-2» в цельносварном варианте под индексом 8Д66
долгие годы изготавливалась на ЗМЗ.  С5.5
был первый двигатель, с которого началось исследование Луны. Я участвовал в его
отработке и его дальнейших модификаций. На стенде впервые отрабатывался режим
малой тяги, обеспечивающий мягкую посадку на Луну. Здесь у меня произошла
стычка с одним из теоретиков ОКБ-2 Ф.В.Цетлиным, который без моего разрешения
зашел на стенд и начал учить механиков что и как нужно делать. Я ему сказал,
что если он еще раз войдет на стенд без моего разрешения, то его случайно могут
облить кислотой или гептилом. В дальнейшем у меня установились с ним хорошие, почти дружеские
отношения. С5.6 Двигатель для ракеты «воздух-море», которую разрабатывал друг и
соратник Исаева А.Я.Березняк по заданию ВВС в Дубненском КБ. В дальнейшем все
ракеты этого КБ создавались с двигателями КБ Исаева. Одной из таких ракет был
потоплен израильский крейсер «Эйлат» в войне 1966 года.

 Несколько
слов о двигателе, который послужил формальной причиной объединения двух ОКБ.
Исаевский двигатель С2.711 был принят на вооружение. Вскоре Исаев разработал
двигатель С2.720 уже по 2-х компонентной схеме. Эти двигатели и их модернизации
серийно изготавливались на Уфимском авиационном заводе. Двигателей этого типа
было изготовлено свыше 40 000. Ракетами с этими двигателями оснащались все
пояса ПВО страны. /Зенитный ракетный комплекс С-75 и его модернизации/. Такой
ракетой был сбит американский разведчик Пауэрс, после чего были прекращены
полеты самолетов У-2 над нашей территорией. Можно сказать, что большую роль эти
ракеты сыграли в победе вьетнамского народа. Когда численность американской
армии достигла во Вьетнаме 500 000, а победа была далека, американцы решили
уничтожить все военные и промышленные объекты во Вьетнаме тотальными бомбардировками
с Б-52. Большие потери этих «неуязвимых» самолетов /в том числе и от ЗУР/
положили конец американскому господству в воздухе. Эта ракета в дальнейшем
экспортировалась примерно в 20 стран. Всего за время работы ОКБ-2 – КБХМ было
разработано и передано в серийное производство или эксплуатацию свыше 100
двигателей и ДУ.

 Теперь
сделаем перерыв в рассказах о работе и перейдем к семейной жизни. Еще в 1949
году была объявлена запись в очередь на покупку автомашины. Запись проводилась
на Бакунинской, в единственным в то время в Москве магазине, где продавались
автомобили. Записались в очередь почти всей группой. Запись проводилась на
«Москвич 401» и  «Победу». Я записался,
конечно, на «Победу», «Москвич» мне не нравился. В течение многих лет я и не вспоминал
об этой записи. В конце мая или начале июня приходит из магазина открытка, что
подошла моя очередь. Но, не задолго, перед этим был полностью прекращен выпуск
«Побед», которые еще в начале 59 года выпускались одновременно с начавшимся
выпуском «Волг». «Победа» стоила 16 000 а «Волга» уже 30 000. У нас с Риммой на
книжке было 16 600. Моя зарплата была в это время 1 700р. Я уже получал 15%
выслуги за 3-х летний стаж работы. Какие-то деньги я заработал за время
командировок. У мамы на книжке был чистый ноль. У родителей Риммы
сколько-нибудь солидных капиталов не было. Было ясно, что покупка машины, это
не для нас. У нас были только планы по мебели и какой-то одежде. В электричке,
по дороге на работу, я сказал полусмехом о полученной открытке.
Яблоник сразу предложил мне продать ее ему. Я сказал, что такими вещами я не
занимаюсь, и предложил просто отдать ее ему. Он категорически отказывался взять
ее бесплатно и предложил это обсудить на встрече с Риммой. Он пригласил нас
сначала домой, а потом в какой-то ресторан, где мы вчетвером поужинали. Виктор
Матвеевич был большим гурманом, пил мало и только хорошие вина. Римма тоже была
против получения денег за открытку, эти деньги не казались заработанными. Но
Римма с Соней /жена В.М./ сошлись на том, что можно на машине съездить на Юг.
Мне в этом году исполнялось 30 лет, а я ни разу не был на юге и не видел моря.
На том и порешили. Получали и регистрировали машину недалеко от нашего дома в
Олсуфьевском переулке. На работе больше всех переживал Иванов Н.Н., который
говорил, что я дурак, и он был готов дать мне за открытку 15 000. 21-я «Волга»
была просторная машина. Кроме нас 4-х поехала и дочка В.М. Марина, которой
тогда было примерно 4 – 5 лет Ехали не торопясь, и уже в Орле остановились переночевать в
центральной гостинице. Тогда путешествовать на машине было одно удовольствие.
Дороги пустынные, но трасса в приличном состоянии. В гостиницах и кемпингах
можно было найти свободные места. Каждые 3-4 часа делали
короткие остановки. Запомнился пейзаж Донбасса с его копрами и терриконами, с
поселками сплошь в зелени и обязательным прудом.

Теперь возвращаюсь домой. Ирина была с детским садом на даче. Детский сад
был от ВМФ, располагался рядом с нами в доме №64 по ул. Усачева. На дачу
выезжали в Купавну, где у ВМФ была какая-то база. Перед отъездом были у Иринки,
порядки там были строгие. Отпускали только на небольшое время и недалеко от
детского сада. Отпустили Иринку с какой-то подружкой, к которой тоже приехали
родители. Отец этой подружки был саблист, чемпион мира Яков Рыльский. Я у него
все спрашивал, где же он работает, а он смотрел на меня, как на дурачка. Но
когда он сказал, что он лейтенант ВМФ, я это и засчитал его настоящей работой.

 Уехали мы примерно 3 августа, 5-го у
мамы был серьезный сердечный приступ, а 17-го /в мой день рождения/ она
перенесла повторный инфаркт. Сохранилось последнее письмо, которое я написал
маме. /у него отсутствует начало/. «…Первые три дня мы жили в Лоо. Там до моря
было ходить не более 15-20 минут. Но жилье было неважное. В комнату надо было
проходить через 2 хозяйских комнаты. В первый день море встретило нас небольшим
штормом, примерно 4 балла. Я, конечно, полез купаться и получил удар камнем по
ноге, несколько дней нога болела. В Лоо галька крупная, но много хороших
камушков, я их начал там собирать Иринке, но меня уговорили, что их везде
полно, а оказалось, что в Хейвани таких красивых уже не найдешь. В Лоо на
другой день был полный штиль, у берега 
было огромное количество медуз. Если плыть, то обязательно задеваешь их
руками. Их видно подогнал к берегу косяк рыбы. Недалеко от берега море сплошь
ребрилось спинками рыб. А может быть рыбы и не имели отношения к появлению
медуз. Здесь в Хейвани медузы встречаются редко, да и то отдельными
экземплярами. Теперь несколько слов о Хейвани. Это между Леселидзе и Гантиади.
Здесь горы несколько отходят от моря и село находится на равнине. В основном, в
селе живут грузины, затем армяне и русские, а абхазцев почти совсем нет. Живет
народ довольно прилично. Каждый третий в селе строится, дома ставят 2-х
этажные. Раньше в этом селе все доходы шли в основном от мандаринов и
апельсинов, но в 1949 году были морозы до 11 градусов и все деревья померзли.
Теперь все перешли на культивированные сорта винограда, но много сажают также
изабелу /с ней меньше хлопот/. Много в селении свиней, есть коровы, куры,
индюшки, так что народ живет ничего, но довольно неровно. Эта неровность у
грузин проявляется, наверное, еще больше, чем у нас. Сейчас нужно ехать в Адлер
за лекарствами, там и отправлю письмо. Сейчас по местному 10ч. 30мин. /время на
час раньше во всей Грузии/, т.ч. нужно торопиться до жары, а то похоже через
час-полтора все облака разгонит. Погода здесь меняется очень быстро. Газеты
читаем за вчерашнее число, хотя во всех городах /Сочи, Хоста, Адлер, Гагры/ во
второй половине дня уже можно купить сегодняшние газеты. Ты, очевидно, писать
сама не можешь, т.ч. я тебе в прошлой открытке зря написал, чтобы ты писала. Но
ты попроси хоть тетю Варю, чтобы она подробнее написала, как ты себя
чувствуешь? Как себя чувствует тетя Варя? Ну, желаю тебе всего хорошего,
поправляйся, до скорой встречи. Привет от Риммы тебе и тете Вари. 18.08.59.
/подпись/».

 Отправляя это письмо, я еще не знал,
что вчера у мамы был повторный инфаркт. Теперь дополню письмо некоторыми
подробностями о проживании в Хайвани. Хозяин дома Сванидзе. В этом селе
проживало много Сванидзе, многие из них были связаны родственными узами. Я не
знаю, где он проживал до войны. В 43 году его призвали в армию и, не успев
вступить в бой, он со своей частью попал в плен под Харьковом. По его рассказу
он был в лагере в западной Германии, где они работали на разборке развалин.
Освобождали их американцы и передали в нашу зону только в конце 45 года.
Получил он 5 лет, которые проработал на угольных шахтах в Черемхово
слесарем-электриком. Когда вернулся на родину, родственники предложили поехать
в Хейвани. Только сейчас я стал понимать, что после войны шла интенсивная
колонизации Абхазии, с массовым переселением грузин. Наш хозяин был оформлен
сантехником в поселковом совете. Рабочее место у него было на дому, но он был
действительно мастер на все руки. Его услугами 
пользовалось все Хейвани и, он видно прилично зарабатывал. Его жена
работала учительницей младших классов в местной школе. Мы жили на 2-м этаже
дома, который был полностью закончен, а 1-й этаж продолжал достраиваться.
Приходил к нему его родной брат, который тоже жил в Хейвани и работал шафером.
Он мне рассказывал, как с ним несправедливо поступили. Он работал на грузовой
машине на дальних рейсах. В Сухуми у него отобрали права за то, что он
«немного» выпил. Он готов был заплатить бараном или двумя, но они отобрали
права на год. Дали временную справку и пересадили на машину для очистке отхожих
мест. Я рассказал об этом подробно, потому что все это для меня было в
диковинку.

 Теперь о нашем времяпровождении
/кроме пляжа/. Один раз ездили в Сочи на поезде. Ехали в коридоре купированного
вагона поезда «Тбилиси-Сочи», но можно было сидеть на откидных сиденьях в  проходе. На этом поезде состоятельные грузины
на несколько дней, а то просто на воскресенье регулярно ездили в Россию /Сочи/.
В.М. привел нас в парк «Ривьера», где в большой беседке играли в преферанс за
несколькими столами. Сюда приезжали играть в преферанс со всего Союза. Игра шла
крупная, но расплачивались они, конечно, не за столом. В.М. играл только со
знакомыми, которых у него было много из разных краев. Он остался у беседки часа
на два, а мы прошлись по центру Сочи. 
Один раз В.М. договорился по телефону, что к нему приедут двое партнеров
поиграть в преферанс. Приехал только один из Еревана. Чтобы не пропадало время,
решили сыграть со мной пару пулек. Играли по маленькой, но как они
расплачивались между собой, я не знаю. В.М. всегда говорил, что игра по
маленькой ведет к потере спортивной формы. Один раз мы всей компанией зашли в
Гаграх в ресторан «Гагрипш», там были свободные столики, но на них стояли
таблички «занято». После длительных переговоров В.М. нам разрешили занять один
столик. Нам объяснили, что за соседними столами обедает секретарь райкома с
гостями, а эти столики держат резервными, если придут их знакомые, но он
разрешил нам их занять. Надо сказать, что в 59 году «Волга» в Грузии была еще
мало распространена и пользовалась большим уважением. Наша светлая машина
стояла рядом с машинами «уважаемых» гостей и была видна из зала ресторана. В.М.
в благодарность, что нам разрешили занять столик, попросил официанта отнести на
их столик бутылку вина. Через некоторое время нам в ответ принесли какого-то
редкого вина, фрукты, а женщинам цветы. Один раз мы возвращались с В.М. из
Гагр, куда ездили за газетами. Нас попросил подбросить до Гантиади один
человек. В Гантиади он пытался дать В.М. какие-то деньги, но он отказался их
взять. Пассажир оказался заведующим «шашлычной» в Гантиади, куда он пригласил нас
придти поужинать. Все было разыграно по нотам, даже показывали барашка, который
пойдет нам на шашлык. Поездка на юг оставила хорошие воспоминания, особенно у
меня, который был на юге первый раз. Осталось несколько групповых фотографий.
Обратная дорога прошла быстрее и не оставила особых впечатлений. 

Теперь расскажу еще о двух жизненных эпизодах, связанных с 1959 годом.
Первый это получение отдельной квартиры. Почти 33 года я прожил в коммунальной
квартире дома, построенного экспериментальным способом /без применения кирпича
в несущих конструкциях/, как общежитие парт.1000/. На 6 комнат общий коридор,
общие кухня, умывальник и туалет. Не было не только ванны, но и душа, а также
горячей воды. После запуска в октябре 57 года первого спутника, было принято решение
дополнительно построить жилье для работников ракетной отрасли. Один из таких
домов был №112 по проспекту Мира. Многие из старых сотрудников НИИ-88 получили
там жилье, но не обязательно квартиры, а комнаты в 2-х и 3-х комнатных
квартирах со всеми удобствами. В 59 году стали составлять списки на получения
жилья по подразделениям ОКБ-2. Это было в конце года, меня только что избрали
секретарем партийной организации отдела. Сначала я был в списке первым. Беляков
уговорил меня в интересах отдела пропустить вперед Ахапкину /инженера
расчетного сектора/ и Костыгова /пом. нач. отдела/. «Тебе все равно дадут, а на отдел
придется больше жилья». В общий список ОКБ-2 попал от отдела только №1. Жилье
делили в доме №118А по проспекту Мира. Этот дом строился для работников
китайского посольства, но при осадке образовались трещины. Дом отремонтировали,
но какое-то время не отдавали под заселение. Потом дом был принят, но китайцев
решили туда не заселять, а отдать для работников нашей отрасли. В этом доме
получил 2-х комнатную квартиру Яблоник. Был я и в квартире Ахапкиной и Соколова
Б.А. /Соколов работал в ОКБ-1 и во времена Глушко был зам. Ген. Конструктора по двигателям. Его
жена Марта Петровна работала нач. расчетного сектора отдела КС (№2) ОКБ-2/. У
них тоже были 2-х комнатные квартиры, которые поражали меня своим
«великолепием». Квадратные большие комнаты, длинный и широкий коридор, кухня не меньше 15 м.кв. Обширная ванная и, конечно, раздельный
туалет. Не помню на счет балкона, но все это можно уточнить у дочери Яблоника,
нашей соседки по даче.

Но я бы там квартиру не получил, даже если бы стоял первым в списке отдела.
Тетя Варя не считалась близким родственником, а суммарная жилплощадь у нас
превышала 7кв.м. на человека. Мне объяснили, что я должен разделить жировки.
/ответ. квартиросъемщиком была мама/. Разделить так, чтобы мама осталась в 24 кв.м.,
а мы с Риммой и Иринкой в 14-и, можно было только по решению суда. Это была
очень неприятная процедура, когда нужно было придумывать мотивировки для
раздела. Хорошо оказался толковый судья, который, узнав,  где я работаю, объяснил присяжным
заседателем, что мне
дают квартиру. Вопрос был решен в несколько минут, без всяких обоснований с
нашей стороны. Кроме блочных домов в районе Яузы, был смотровой ордер на дом
ГКОТ, который строился на Варшавском шоссе. Дом понравился и внешним видом и
отделкой 2-х комнатной квартиры с балконом, которая выходила во двор. Решающую
роль сыграло то, что от Мытной, где жили родители Риммы до дома ходил прямой
троллейбус. Но получили мы квартиру только летом 62 года, когда Наташе уже
исполнилось 2 года.

Второй эпизод, о
котором я хотел рассказать, состоит в следующем. После 1957 года Хрущев не
только провел резкое сокращение личного состава ВВС, но и сократил ассигнования
на новые разработки и стал переводить авиационные заводы и КБ на ракетную
тематику. Коснулось это КБ и завода А.А.Микулина, которые располагались  в Лужниках. В Лужниках уже был построен
Центральный стадион, но кусок территории, примыкающий к восточному мосту
МОЖД,  оставался за 300-м заводом.
Руководитель отдела форсажных камер КБ Степанов Владимир Георгиевич, с согласия
Микулина, взялся за разработку ЖРД для авиационных ракет.
У них были хорошие конструктора /правда, не имеющие опыта разработки ЖРД/,
отличное производство, но не было испытательной базы для отработки ЖРД. Они
обратились к Исаеву, но так как у них не было директивных документов на
разработку, он им сказал, что пусть обращаются напрямую к Белякову. Стенд,
подходящей размерности был как раз у меня. Беляков, хотя и был фактическим
руководителем работ, назначил меня старшим по работам, с правом подписания
договора с КБ ЖРД 300-го завода. Работы разрешалось проводить только в
нерабочее время. В бригаду для проведения испытаний нужно было включить всех
необходимых, но заняты они были разное время. Я определял коэффициенты
отработки для бригады. Но недовольны были и другие, кто не входил в бригаду.
Всех недовольных Беляков отсылал ко мне. Но никаких серьезных скандалов не
было. Все работники бригады были заинтересованы в том, чтобы подготовку к
испытанию провести еще в рабочее время. Задерживались мы на 2-4 часа. Такая
работа продолжалась около года, ежемесячно я получал примерно 2-й оклад. По
технике дела отработка шла удивительно быстро. В оперативном анализе испытаний
часто принимал участие В.Г.Степанов, его 1-й зам. И.Б.Кизельштейн и зам по
испытаниям Ливанов Вл. Григорьевич, который жил в новом доме «300» завода на углу Б.
Пироговской улицы и Улицы 10-и летия Октября. Все они были специалистами высшего класса. Оперативно
принимались и строго в срок выполнялись решения о ходе дальнейших работ. Для
заключения договора приезжал их нач. ПЭО. Примерно мой ровесник. Он много
рассказывал о А.А.Микулине. Наверное, он был в СССР самым выдающимся
авиационным двигателистом. Я уже писал в 1-й книге о встрече с ним, как с
кандидатом в депутаты
в 1947 году. Тогда меня поразило, что он беспартийный и граф по происхождению.
В 1952 году, после длительных уговоров, он согласился вступить в партию. Он
прошел партбюро и партсобрание и никак не мог понять, зачем еще ехать в райком.
И здесь его все же уговорили, но получать партбилет он послал своего секретаря.
Был очередной скандал. Он был 1895 года рождения, но после войны регулярно
ходил на вечера танцев в МАИ, где знакомился с понравившимися ему студентками.
Рассказал он мне и историю, как посмотрев фильм «Первая перчатка», он заявил, что женится на Чередниченко, которую видел только на экране. И действительно они
поженились, несмотря на очень большую разницу в возрасте, но ненадолго. На
суде, где слушалось дело об их разводе, Чередниченко заявила, что он ее
привязывал на ночь проволокой к батарее, чтобы она не убежала.
Он объяснил, что это делалось для снятия статического электричества. Этой проблемой он занимался
и после ухода в отставку в Рижском филиале Академии Наук.

Мама состояла на учете в парторганизации, которая была в нашем доме. Вела
переписку с партийным архивом Липецкой области. Направляла туда какие-то документы и свои воспоминания по 1917 году. В 1962 году она собрала и направила
материалы на персональную пенсию. Ей была сказано, что на Союзную
пенсию она не тянет,
а только на республиканскую. По ней полагалось те же 1100 рублей, что она и
получала. Но прикрепляли к поликлиники старых большевиков и давали ежегодную путевку в санаторий. Она не форсировала ее оформление. Подала она при
ходатайстве п/о по месту жительства заявление во Фрунзенский райком и
райисполком о получении 1 комнатной квартиры с лифтом. Подниматься на наш
высокий 3-й этаж ей было крайне тяжело.

Мы с Риммой и
ребятами переехали на Варшавское шоссе в августе 1962 года. Мама осталась в 344 комнате с тетей Варей. На несколько дней пожить, мама приехала к Нине. 3-го апреля 1963 г. у ней случился
инсульт. Скорая помощь отвезла ее в 61 клиническую больницу /это в 5-и минутах
ходьбы от нашего дома/. Мы с Ниной каждый день приходили к ней. Но с каждым днем она  все хуже реагировало на звуки. Речь у нее
пропала почти сразу. Умерла она при нас. Перед этим у нею несколько раз
прекращалось дыхание. Похоронили ее в стене Ново-девичьего кладбища. Через некоторое время после смерти, пришло извещение из Райисполкома, что ей выделена
1-но комнатная квартира.